Элайза Монтегю одиноко стояла в нескольких шагах от остальных, горевавших на похоронах ее старшего брата. Шел дождь, и одетые в черное мужчины и женщины держали над головами траурные зонтики. Они опирались друг на друга, женщины рыдали, разделяя кров и горе. Девчонка не делилась ни с кем ни своим зонтиком, ни горем. Порывы ветра задували холодные струи дождя под зонтик, на ее шею, но она этого не чувствовала, не чувствовала ничего, онемев от утраты. Она будет горевать позже, когда будет способна выдержать эту боль. Лиз не подпускала к себе свои чувства, раздумья, снова и снова повторяя слова, которые обещали заживить раны и дать ей силы, чтобы выжить, пока боль не прошла: «Это скоро закончится».
«…Пепел к пеплу, пыль к пыли…» Голос священника проникал через заслон онемения, слова отпечатывались в ее сознании. Нет! Лиз молча плакала. Нет Ноубл. Нет! Он не мог умереть, не мог оставить ее одну. Он, всегда оберегавший ее от всех земных напастей, прощавший ей маленькие слабости. Это какая-то ошибка. Он не мог так поступить с ней....
Лиз буквально металась от горя, она не могла себя заставить смотреть на свежевырытую могилу, на голый сосновый ящик, опускаемый в нее. На нем видны были маленькие полукруглые вмятины, отметины молотков, которые заколотили крышку над любимым лицом.
Нет! Вы не можете, вы не должны делать это, идет дождь, и вы не можете положить его туда, чтобы дождь капал на него. Он ненавидел холод, его нельзя оставлять под холодным дождем. Я не могу смотреть, я не вынесу этого, я не поверю, что брат ушел. Так нелепо, так страшно...Лиз посмотрела на людей, стоящих вокруг могилы, и горячая волна раздражения поднялась в ней. Никого из них это так не волнует, как меня, никто из них не потерял так много, как я. Никто не знает, как сильно я его люблю. Ноубл знает, хотя, знает ли? Он знает, я должна верить, что знает. Я не должна плакать. Не здесь. Еще не время. Если я начну, то, может быть, я не остановлюсь никогда. Лиз подняла подбородок, крепко сжала зубы, стучавшие от холода, проглотила комок в горле. «Это скоро закончится».
Острые куски разбитой вдребезги жизни семьи Монтегю были повсюду вокруг нее здесь, на фамильном кладбище в Йорке. Высокий гранитный шпиль, серый камень, исполосованный серым дождем, был памятником миру, который ушел безвозвратно, беспечному миру ее детства. Это был мемориал миру, символ гордой и беспечной храбрости, которая привела магический мир с развевающимися яркими знаменами к разрухе. Живые, как и мертвые, были здесь, но она стояла в стороне. Казалось, что там собралась половина чистокровной элиты Британии. Толпа заполнила всю церковь, а теперь растеклась широким неровным темным кругом около скорбного разреза в сером дожде — открытой могилы, вырытой в черной земле графства Йоркшир для Ноубла Монтегю.
Ужасный стук земли по дереву заставил Элайзу сжать кулаки. Девушка хотела закрыть уши, завизжать, закричать — все, что угодно, — лишь бы прекратить этот ужасный звук закрывающейся над братом могилы. Она не закричит, нет. Чьи-то руки развернули ее к себе, просто, по маггловски, схватив за плечи. Теплые. А она и не заметила, что продрогла. Дядя. Нет, она не могла винить Трэверса-старшего за то, что происходит, брат сам выбрал свою дорогу, за что и поплатился...-Извинись за меня перед гостями...я...я не могу больше этого вынести...- девчонка уткнулась лицом в промокшую ткань траурной мантии мага, и ее слезы смешались со слезами серого неба над Англией.

Аппарировала она наугад. Хотелось сбежать, переждать где-то, пока тупая боль непосильным грузом не рухнет на плечи гранитной плитой и не раздавит ее к чертям. А может, так оно и лучше...но у нее в этом мире остались еще счета, по которым нужно заплатить...Розье нашелся в дырявом котле. Что ж, пожалуй, он имел право нажраться, как последняя свинья, и никто бы его за это не осудил. И, пожалуй, только он, потерявший так много, мог понять ее... -Закажи мне виски, Рэдж, - девчонка придвинула тяжелый стул к дальнему столику в самом углу, и села напротив...В темноте не видно слез. А наедине с Розье она имела право плакать.

Отредактировано Eliza Montegue (15 мая, 2012г. 21:29:08)

-Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...-белокурая девчонка 12 ти лет со смешными косичками бесцеремонно уселась на колени к брату, и на ее еще по детски кукольном личике появилось просительное выражение, против которого не мог устоять не только слизеринец, но и двое других парней, что сейчас весело смеялись, наблюдая за этой картиной. Ноубл пытался сопротивляться напору младшей сестры, но все четверо знали, что он обязательно сдастся на милость малышки Элайзы, и все это лишь игра...что ни говори, а чертовка даже в свои двенадцать умела вить из мужчин веревки-Грэй, ну скажи ему...-Лиз перевела полные слез глаза на сидящего рядом Блэтчи и для верности трагично всхлипнула-какая разница, кто и что подумает, вон, в "Гарпиях"- вообще одни девушки, и ничего... 
Вся эта драма, разыгравшаяся на просторах Йорка, имела в первоначальной задумке лишь один сюжет- квиддич- булыжник предкновения в семье Монтегю. И, Ноублу, здесь не повезло больше всех-роль перебежчика его не радовала, а что делать: при виде Элайзы на метле у матери семейства случались истерики, а запрети ей летать- глаза Лиз тут же наполнялись слезами, словно озера дождевой водой после ливня... И пусть бы летала себе в поместье, так нет: сборную факультета ей подай на блюдечке с зеленым кантом...
Парень страдальчески закатил глаза, и потрепал сестру по волосам, машинально, как часто это делал в пору беззаботного детства. - Тебе говорили, что ты великий манипулятор, Лиз? - Ноубл усмехнулся, и аккуратно поставил девчонку на ноги...- упадешь с метлы, не плачь...
Собственно, когда она таки навернулась, заплакала больше от обиды, промазать на какой-то дюйм, и не утереть нос Рэджу фирменным броском Монтегю - вот это неудача, а не от боли в сломанной руке. Но никто об этом не знал...-Неужели этот пустяк заставит тебя плакать? - Ноубл приподнял ее лицо, заставив посмотреть себе в глаза, и пока Лиз всматривалась в серые омуты, отражавшие небо, быстро залечил ссадины на руках. -Это пройдет, малышка, а для всего остального у тебя есть мы,- он весело рассмеялся, заставив улыбнуться и Лиз, уже забывшую о своем фиаско.
Слова впечатались в сознание, словно рисунок в поверхность медового пряника, но толи в силу молодости, толи наивности, она не стала вдумываться в их значение. Правда, ведь они действительно были всегда и везде, направляя и оберегая. И лишившись этой поддержки Элайза ощущала себя несправедливо обворованной, как это, у нее забрали то, что дорого, так еще и навсегда? Она горевала, но боль ее была своеобразной, болью ребенка, которому не объяснили, что мир несправедлив, и когда ей пришлось с этим столкнуться девчонка попросту не была к этому готова. И ничего лучше не придумаласбежать, к тому, кто должен, просто обязан был знать, как теперь с этим жить. 
В тонких пальчиках, затянутых в черное кружево перчатки, запоздало оказался стакан огневиски, и девчонка опрокинула его в себя одним махом. По горлу полоснули стальные когти, и на миг перехватило дыхание... Легче, на удивление не стало, боль слегка отступила назад, отдав главную роль пятнам перед глазами, толи от слез, толи от непривычки. Но как ни крути, оставалась все той же сжигающей изнутри болью. -Не хватятся,- слизеринка отрицательнь покачала головой, от чего аккуратно уложенные локоны тяжелой волной упали на плечи, с утра она закрепила их обычной маггловской заколкой, и теперь ей не хотелось ее искать- каждое движение отдавалось уколом в сердце, - Им сейчас не до меня... Девчонка махнула рукой бармену, мол, повтори, и перевела взгляд на Розье. Тот являл собою картину жалкую и неправдоподобную, по крайней мере, так не мог выглядеть тот Реджинальд, что показывал ей новые заклинания и беззлобно звал малявкой. Но это определенно был он: растерянный, помятый, с абсолютно неживыми глазами. От этого становилась еще больней - Лиз не любила, когда близкие печалятся, а она ничего не может поделать. Немощность- не то состояние, в котором хочется прибывать сколь угодно долго, а последние три дня она именно так себя и чувствовала: абсолютно беспомощной. Девчонка осторожно дотронулась до руки мага, и какое- то время молчала, стараясь придумать, как же поделикатнее осведомится о том, что занимает ее мысли уже часов так семьдесят... - Кто это сделал, Рэдж? Фамилии, имена, пароли и явки- без этого она вряд ли сможет успокоиться когда-либо. И только Розье знал наверняка...